Кастанеда утверждал, что у каждого осознанного человека в жизни должен появиться «мелкий тиран».
«Мелкий тиран — это мучитель. Некто, либо обладающий властью над жизнью и смертью воина, либо просто раздражающий его до безумия.»
Это я уже потом, гораздо позже, встречу таких, по сути, несчастных людей. Они живут в страхе от того, что у них отнимут власть и деньги. И от этого превращаются в «контролирующий орган» для окружающих, в этакое «всевидящее око». Всезнающее, всеведающее.
Они крадут наши души, заставляя нас прислуживать им, забирают у нас чувство собственного достоинства. Мы говорим «да, шеф», подразумевая «да, хозяин». А «хозяин» упивается своей вседозволенностью, постепенно стирая наши личные границы.
Это люди, которые топят. Они так поступают, потому что уверены: иначе невозможно — сами не выживут. Только по головам, только по трупам. Это ментальность.
А есть другие люди. Они вытаскивают утопающих. Они говорят вам, что вы уникальны, что вы неповторимы и что нужно продолжать действовать в том же духе.
И ваше счастье, если такого человека вы встретите в начале своего профессионального пути. Вы на всю жизнь получите прививку собственной ценности. Нет, не «звезды во лбу», не завышенной самооценки, не собственной исключительности, а именно ценности.
Такую прививку я получила от Екатерины Андреевой.
Москва. 2005 год. Я работаю корреспондентом на Московском Международном кинофестивале.
Душно. Тополиный пух. Толпы репортёров, операторов, фотографов, актёров, режиссёров. Красная ковровая дорожка. Красное платье Оксаны Фандеры. Красные глаза моего видеооператора. Вторые сутки мы без передышки снимаем и снимаем. Я за это время только успела схомячить бутерброд с докторской колбасой и запить это всё квасом «Очаковский» (если что — это не реклама, это деталь;).
Аппетит пропал после того, как утром в первый день съёмок Михалков сверкнул недобрым взглядом и едко прошипел что-то сквозь усы после неудобного вопроса. Уровень токсичности зашкаливал. А я натура впечатлительная.
Вечером в аэропорту Домодедово встречали какого-то известного европейского режиссёра (мне 23 года, у меня смешались в голове все имена, фамилии и названия фильмов. Питер Гринуэй, но это не точно). Плюс я не говорю по-английски. Значит, судьба моя — быть подставкой под микрофон, пока все остальные СМИ изгаляются чуть ли не на китайском.
Синхрон режиссёра с горем пополам записали, но кто-то из фотографов всё время портил кадр.
Такое журналистское столпотворение возле интервьюера я до этого видела только в кино. Все пихаются, закрывают друг другу объективы, лишь бы вырвать у гостя больше внимания, задать свои вопросы, сделать так, чтобы синхронируемый смотрел в их камеру.
Поразил меня не режиссёр, а композитор. А точнее, совпадение.
Примерно в это же время другим рейсом в аэропорт прилетел Энио Морриконе.
Мне пришлось быстро обучиться у своих более продвинутых коллег, как правильно выцепить у судьбы хороший кадр, и проорать «Энио!», чтоб он посмотрел в нашу камеру.
Надрывный вопль в духе итальянского кино оказался в тему. Господин всемирно известный композитор среагировал мгновенно. Он пребывал в приподнятом настроении: оглянулся, отпустил нам с оператором воздушный поцелуй и быстро юркнул в авто.
Что ж, хотя бы тут у нашей съёмочной группы было преимущество. Этот азарт, я думаю, есть у любого телевизионщика — добыть эксклюзив — то, что не покажут по другим каналам.
На следующий день — вся круговерть заново: Михалков, Светличная, Башаров, Кабо, Сотникова, Домогаров, Водянова, Малахов в малиновом бархатном пиджаке… Звездопад, блин.
Как же мне было стыдно, что народной артистке Наталье Белохвостиковой на камеру я задаю вопрос «Представьтесь, пожалуйста» ..
Но объять необъятное не получается.
С режиссёром я уже облажалась.
Всех не запомнить, а титры накладывать потом нужно обязательно. Нельзя ж написать «какая-то тётка в очках». И — чёрт бы их побрал — они выглядят все не как в кино.
Вдруг я краем уха ловлю информацию о том, что где-то в пустом кинозале «Пушкинского» скучает знаменитая французская актриса Ани Жирардо (царствие небесное, умерла в 2011).
Репортёр должен быть в меру нахальным и нахрапистым. При условии, что он хочет получить нечто особенное. Я хватаю оператора, и мы мчим туда. Сняли. Ха-ха, без переводчика. Что ж, хоть французский вспомнила.
Выдыхаю. Вечером остаётся только вернисаж Ренаты Литвиновой. И всё-о-о-о. Можно расслабить булки.
И тут я оборачиваюсь и вижу в этом же кинозале Екатерину Андрееву. Она стоит и улыбается. Мне улыбается. Она была для меня иконой. Как профессионал, как женщина, как человек.
Я подхожу, здороваюсь и спрашиваю, можно ли взять у неё интервью.
— Можно, — продолжая улыбаться, отвечает Екатерина.
Мы общаемся на камеру о кинофестивале, о журналистике, о жизни.
Я говорю «спасибо», оператор выключает светильник на камере и отсоединяет микрофон.
— Знаете, мне нравится ваш стиль работы. Я за вами наблюдала. Есть в вас профессиональное обаяние. Продолжайте в том же духе, — напоследок заявляет она и растворяется где-то в темноте пустого кинозала.
Получить комплимент от Екатерины Андреевой — это прививка на всю жизнь от тех, кто хочет утопить.
—