Моё детство рухнуло вместе с Берлинской стеной

Моё детство рухнуло вместе с Берлинской стеной 9 ноября 1989 года. Когда Восток и Запад Германии наконец-то объединились, я осознала, что в этот мир, в мир моего детства, не будет обратной дороги.

Мы должны уехать. Навсегда. Мне было семь лет.

Во дворе дома. В военном городке Бернау.

Некуда возвращаться

Теперь, когда прошло много лет, я всё чаще думаю о своих корнях. Очень сложно понять, откуда я начинаюсь и почему не могу туда вернуться. На эту дорогу, по которой я ходила в школу, в подготовительный класс.

С нами со всеми рано или поздно это происходит: мы вспоминаем детство, бабушкины пирожки/варенье, подружку Ленку/Светку из соседнего подъезда, нелёгкие будни в садике, манную/рисовую кашу, размазанную по тарелке, и пытаемся понять, откуда мы родом?

Там, где мы жили, не было ни детских садов, ни бабушек. А моей первой подружкой была армянская девочка Осеко. Вот наш с ней дом с зелёными ставнями. Моя спальня на 1 этаже справа. Осеко жила на втором этаже слева.

Наш дом находился у большого забора. Он отделял военный городок от домов благопристойных бюргеров, которые засаживали газоны маргаритками и украшали территорию альпийскими горками и фонтанами. У нас же (за колючей проволокой) всё было по-спартански сурово: песочница не в каждом дворе.

Милый пригород Берлина

Конечно же, мы выбирались на экскурсии и прогулки. Больше всего, запомнились старинные архитектурные сооружения: госпиталь, построенный в 1328 году, и красавица-церковь Сердца Иисуса.

Кроме прочего, этот немецкий городок славился своим пивом. Именно поэтому военные любили захаживать в гаштеты (питейные заведения).

Башни всех видов — вечные спутники моих детских воспоминаний. А ещё брусчатка и «трабанты» — яркие немецкие авто, символ ГДР, которые русские называли тарабанами (громкий украинский музыкальный инструмент, обтянутый кожей).

Часть городской стены.

А ещё помню бесконечную вереницу военной техники, марши, полигоны, кпп, людей в начищенных и не очень сапогах. Фуражки, кители, бушлаты, шинели, портупеи. Мне иногда казалось, что я и сама «служу Советскому Союзу».

Это всё, что останется

Именно отсюда в 1968, в год печально известной «Пражской весны», советские танки пошли на Чехословакию. Об этом я, как заворожённая, читала у Кундеры, ещё не понимая и не осознавая, что все эти исторические события почти мистическим образом связаны с местом, где прошло моё детство.

Мы оказались в военном городке Бернау гораздо позже, в 1985 году. И в ноябре 89-го получили приказ покинуть ГДР. А в ЧССР тем временем началась Бархатная революция. Советская коммунистическая диктатура на Западе крошилась прямо на глазах.

Я помню наш последний день в Германии.

Мы посидели на дорожку в нашем доме, а потом шли с чемоданами по брусчатке на вокзал, к эс-бану (s-Bahn — берлинская пригородная электричка).

Вещи наши уехали в Россию в большом 5-тонном контейнере. Так же покидали Германию сотни других военных: сначала вещи, потом сами. Многие оставались до 1994 года.

На сломе эпох

Эпохи и империи рождаются и умирают. Говорят, что поздний вывод войск (а это около полумиллиона человек) был похож на бегство. Гарнизоны превращались в чёрные рынки. Цветмет, БТР-ы, танки — всё это пользовалось успехом. СССР оценивал стоимость своей недвижимости в 48 миллиардов марок.

Но уместен ли был торг в этих обстоятельствах? ФРГ выплатил 17 миллиардов марок, которые должны были потратить на строительство жилья для военных и их семей. Но как всегда что-то пошло не так, и эти деньги исчезли.

Единственного честного генерала покарали за принципиальность и в связи с наступающей на пятки страшной Перестройкой уволили и разжаловали.

Скелет в шкафу

Бывшие казармы ГСВГ — место не простое, имеет свои скелеты в шкафу.

Когда-то здесь гудели сотни швейных машин, обслуживая немецкую армию. Это пафосное строение с прудиком — главный корпус центрального здания Вермахта. Здесь шили, чинили и чистили военную форму. Потом кители и фуражки с «тотенкопф» отправляли прямиком на фронт.

Позже здание перешло к советским войскам и стало центральным складом снабжения ГСВГ, казармой разведывательного батальона и прочих подразделений. Сегодня военный городок моего детства — место, где всё поросло травой.

Сейчас казармы переживают весь ужас забвения.